-- Ах! -- воскликнула красавица, смущенно прикрываясь ворохом опавших листьев. Осенние листья красиво сочетались с медными волосами, синие глаза с холодным ручьем…
Как некстати хрустнула ветка под его ногой, как некстати…
-- Прошу прощения, мэм, за беспокойство, -- сказал Джон, скромно отворачиваясь, -- Я ничего не видел, только пришел. Руки хотел в ручье вымыть, а тут, оказывается, занято.
Из вежливости соврал. На самом деле, он давно уже сидел в тех кустах. Но он действительно пришел к ручью в порядок себя привести -- измазался весь, пока доставал зайцев из силков. Услышал плесканье, удивился -- осень уже, ночи холодные, кто ж купается в такое время? Вот, и решил посмотреть. А там такое… Прекрасная медноволосая дева -- рослая и крепкая, как воин, купалась в этом холодном ручье, поочередно мыла себе ногу, бедра, руку, прекрасные полные груди… Ну, как тут можно глаза отвести!
Девица отличалась от прочих женщин, которых Джон видел раньше. В ней не было утонченности городских барышень из приличных семей, с которыми Джона хотел свести его отец -- землевладелец средней руки, но не было грубоватой простоты крестьянок, за которыми в ранней юности Джон подглядывал довольно часто. Медноволосая красавица казалась выше ростом всех прочих девиц, что он видел, но сложена удивительно пропорционально, была крепка и мускулиста -- даже у крестьянок, которые занимаются тяжелым физическим трудом, мышцы не были так красивы и гармоничны. Ну, как не смотреть, нечасто такую увидишь...
-- Можете повернуться, -- сказала неизвестная девица.
Джон послушно повернулся, девица уже оделась во что-то, вроде платья для охоты, только ноги остались открытыми. Странное платье! Вот бы все девушки так ходили, им же самим удобней!
-- Джон Райан, эсквайр, -- поклонился Джон, как полагается. Ну, вообще-то он был не эсквайр, а сын эсквайра, но хотелось быть посолидней. Девица-то, вон какая здоровая.
-- Кайлте, -- представилась медноволосая, подав Джону руку. И не для поцелуя подала, а, как мужчины здороваются, для рукопожатия. Джон не знал, что ему делать с этой рукой -- целовать было как-то тупо, а женщинам руки он раньше не пожимал.
-- Ну? -- нетерпеливо сказала девица, -- будете здороваться?
Джон суетливо и наспех пожал протянутую руку. Девица с удивлением посмотрела на него.
-- Странный вы какой-то…
Странный! Это он-то странный! На себя посмотри! На платье свое…
-- Вижу, вы не из нашей местности, -- светски сказал Джон, он вообще был главный знаток манер в их глуши, в университете три года учился, в больших городах много раз бывал, -- я тут всех местных барышень знаю.
-- Я тут проездом, -- сказала неместная барышня,-- долог был мой путь. Проголодалась даже. Что там у вас? -- кивнула на его заплечную сумку.
-- Там... эээ... зайцы, -- Джон не был особо робким, но от такого непривычного для женщины поведения робел, -- Вот, силки проверял… Ну, и обед с собой, лепешки, сыр, вино… Вы голодны, мэм?
-- До чертиков! -- вот никогда не слышал, чтобы дамы так говорили -- городские из воспитания, а крестьянские из суеверия… Впрочем, один раз Джон был в борделе и тамошние девушки именно так выражались. Но эта не из таких, у нее кожа другая, выражение лица, нрав…
-- Приготовим зайца? -- предложила медноволосая Кайлте.
Лично самому Джону для перекуса хватило бы хлеба и сыра, но не мог он отказать даме в таком капризе. Придется разделывать этого зайца и возиться с готовкой…
-- Я сама приготовлю, -- снова предложила Кайлте, -- если вы не против, конечно. Ваша, ведь, добыча.
Джон был не против. Он вообще всегда был не против, если кто-то другой будет делом занят, не Джон.
Девица, лихо орудуя ножом, освежевала зайца, а Джону костер велела развести, зайца на палке подвесить, переворачивать регулярно, следить, чтобы палка не прогорела, все время командовала… Будто он первый раз зайца видит! Ладно...
-- Откуда вы родом? -- вежливо спросил Джон, переворачивая зайца.
-- Издалека, - уклончиво ответила девица, -- мы тут охотились, отстала от своих…
Кто это ее "свои"? Говорит правильно, как из образованных, но акцент все-таки странный, точно, не местный… А платье, платье-то! Ну, понятное дело, охотиться в нем сподручней, но леди так ведь не ходят! И не купаются осенью в холодном ручье.
Вдруг, ни с того, ни с сего, вспомнил миф про Актеона, который подглядывал, как Диана купается в ручье и, за подглядыванье свое, был богиней превращен в оленя и разодран собственными псами...
Сказки какие! Джон тут причем? Никакого волшебства не бывает... Вот, как вообще, с точки зрения физики, анатомии и прочих наук, человек может превратится в оленя? Никак. И потому можно подглядывать за барышней, не опасаясь быть растерзанным собственными псами.
Съели зайца, лепешки и сыр. Пили вино. Разглагольствовали светски о том, что ночи стали длиннее и холоднее, а солнце днем почти не выглядывает… Так было странно -- первый раз эту особу видит, а будто сто лет с ней знаком, все свои тайны может рассказать, больше, чем сестре...
И тут Джон замечает, что у барышни этой странной, под ее коротким платьем, нет панталон.
Нет, ну не то, чтобы Джон специально смотрел. Но нельзя же не поглядывать на ее платье странное, ноги без чулок -- в жизни такого не видал! Но чтобы еще и без панталон! Да холодно же!
Кто она такая? Не леди -- леди ни за что такое платье не напялила бы, даже на охоту. Ни крестьянка -- речь, выговор, манеры, хоть и очень странные, но не грубые… Не девка из борделя точно...
Чертовщина какая-то! Он, Джон, ни в какую чертовщину не верит, он в университете учился, свет знаний в их глубинку принес, с предрассудками и сказками борется.
А тут сидит на полянке с этой странной женщиной, мясо ест и болтает о том, о сем, как ни в чем не бывало. Как будто странного ничего нет. Почему так? Что это с ним такое...
-- Вижу, что проявляете свой мужской интерес к моей особе, -- вдруг прервала Кайлте разговор о природе и погоде откровенным замечанием.
-- С чего это вы взяли, мэм? -- Джон смутился, эта странная женщина заметила, что он под юбку смотрит.
-- С того, что я тоже смотрю... эээ... на область ваших брюк.
Такого позора еще никогда с ним не было! Да видано ли это, чтобы женщина говорила с мужчиной в подобном тоне!
И вообще он полагал, что так сидит, что ничего не видно… Краска смущения значительно уменьшила мужской интерес, Джон отвернулся в другую сторону и не знал, куда себя деть. С чего это вообще он сидит тут с этой сумасшедшей? Может, она сбежала из сумасшедшего дома, может это у нее такая ночная рубашка, что в дурдоме выдают? ...Точно сумасшедшая! Как еще объяснить такое странное поведение?
-- Я не против, -- примирительно сказала странная девица, ей было неудобно, что она поставила Джона в неловкое положение своим откровенным замечанием. Но дальше она сделала его положение еще более неловким:
-- Мне нравится, когда вы смотрите. И я не буду против, если вы проявите свой мужской интерес более активно и пойдете дальше… Если вам, конечно, хочется.
Хочется ли ему? Да ему хочется с того момента, как он увидел эту голую сумасшедшую в ручье. Но он джентльмен. И что-то он не помнит, как по правилам джентльмен должен реагировать на такие предложения.
-- Но только у меня одно условие… -- странным голосом сказала эта сумасшедшая в ночной рубашке из дурдома.
Ага! Начинает торговаться. Падшая женщина, точно! Падшая женщина из дурдома!
Ну, и что, собственно, такого? Падшие женщины тоже люди и тоже… женщины… Однажды Джон даже пожертвовал парочку фунтов на нужды “Общества исправления блудниц”, теперь, вот, может получить свои дивиденды… Он джентльмен, да. И разве джентльмен может не ответить на такой откровенный призыв дамы, пусть и сумасшедшей. Это было бы невежливо…
-- Какие условия? -- спросил, обернувшись, хриплым голосом. Кайлте уже не скрывала того, что панталон на ней нет, небрежно развалилась на траве, не глядя на Джона, покусывала травинку, смотрела в небо, медные волосы сливались с опавшими листьями, грудь почти вывалилась из этого ее больничного платья… Да вообще-то Джон уже готов на любые условия.
Сумасшедшая резко приподнялась, посмотрела на него. Глаза блестят, зрачки расширены, губы влажные...
-- Хотела спросить, вы умеете доставить удовольствие женщине?
Ой. Ой! Что это вообще такое? Что такое удовольствие мужчины он отлично знает, не смотря на свой очень небольшой опыт. А вот удовольствие женщины… Ну, ему рассказывали в университете, что такое тоже есть. Но с гулящими какими бабами, не с леди, конечно… Черт! Да как же ему ответить…
-- Я не знаю, -- честно ответил Джон, решил рискнуть, -- у меня не очень большой опыт.
“Очень небольшой” решил не говорить. “Не очень большой” звучит куда солиднее… Если уж “очень большой” -- просто вранье.
Кайлте ответ понравился.
-- Честность украшает джентльмена, -- одобрительно сказала Кайлте, -- Я вас научу. Идите-ка сюда...
Джентльмен не может не ответить на такой откровенный призыв дамы.
Джон оказался прилежным учеником. И согласился с мнением кое-кого из университета, что удовольствие женщины только увеличивает удовольствие мужчины, а также с мнением одного радикала, что удовольствие в постели доступно не только женщинам низшего класса, но даже леди.
Джон доставлял удовольствие своей странной даме самыми разными способами, как ей хотелось. Его прилежность не осталась без ответа -- дама не осталась в долгу, и вытворяла такое, о чем он только слышал, причем слышал не от очевидцев, а через третьи, или даже пятые, руки…
И было все это не раз, и не два -- Джон утратил чувство времени, не чувствовал холод осеннего вечера, да и вообще с реальностью была слабая…
-- Ты кто такая? -- спросил Джон, обнимая свою даму в порыве посткоитальной нежности. Ну, не то, чтобы он приобрел какие-то права на нее, но, может, помощь нужна -- к врачу ее вернуть, к примеру…
-- Ты откуда? -- спросил еще.
Девица махнула рукой неопределенно.
-- Здесь редко бываю, раз в год, разве что… Рада была познакомиться, ты очень милый. В отличии от многих других. И настоящий джентльмен -- можешь доставить удовольствие женщине.
Что и говорить, похвала приятна.
-- Но мне пора, -- сказала Кайлте, еще раз поцеловала Джона в губы, поднялась с земли…
-- Подожди, -- Джон схватил ее за руку, -- Хочу еще тебя увидеть.
Он готов регулярно навещать ее в сумасшедшем доме!
-- Не могу обещать, но постараюсь это устроить, -- серьезно сказала Кайлте, -- Мне нагадали, что сегодня я встречу такого…
-- Какого? -- вот даже интересно, какой Джон со стороны. Хотелось бы…
-- Обыкновенного.
А вот ему не этого “хотелось бы”! Обыкновенного… “Необыкновенным” было бы получше.
-- ...Нормального, -- продолжала Кайлте, -- Обыкновенного, нормального человека.
А, ну, может для сумасшедшей это как раз очень неплохая характеристика мужчины -- “нормальный”.
-- Ты сумасшедшая? -- прямо спросил ее Джон, не отпуская руки.
-- Нет, -- ответила Кайлте, -- Но я не обыкновенная и не нормальная… Пока, Джон!
И это было последнее, что он слышал, и рука его разжалась, и погрузился в сон он странный.
И проснулся он от того, что его лицо лизали собаки, и лаяли громко, и люди тормошили мастера Джона, который пошел в лес проверить силки и пропал на два дня. Думали, заблудился и пропал, и замерз ночью. Но нет, нашли его в беспамятстве совсем недалеко от дома.
Одни говорили, что в еду или питье трава, какая особая, попала, та, что в сон клонит, другие, что черти околдовали…
Ну, что за дурак идет в лес накануне Дня Всех Святых, когда Самайн на пороге! Да все, что угодно может случиться. Особенно в этот год, что на рубеже веков -- девятнадцатый век в двадцатый переходит.
Очень опрометчиво было ходить самому в лес! Повезло, что уцелел.
***
Отец Джона, мистер Райан, человек честолюбивый и тщеславный, из обедневших джентри, вырос в бедности, но в делах был удачлив -- разбогател на торговле недвижимостью. Успехом своим не был удовлетворен. Ну, и что с того, что у него есть хороший дом, земля и деньги в банке, которых хватит до конца жизни его и детей, все равно он даже близко не сможет приблизиться к высшему классу!
Родиться не в той колыбели может быть несчастьем даже тогда, когда твоя взрослая кровать сделана из слоновой кости.
Крепкий характер и предприимчивость не могли позволить мистеру Райану сдаться -- он решил подняться вверх матримониальным путем.
Скончавшаяся в молодых летах, супруга оставила мистеру Райану двух детей -- дочь Мэри и сына Джона, и одинокий отец вложил всю душу и весьма солидную сумму в их воспитание и образование. Природная красота дочери и лучшее домашнее образование должны были помочь девушке сделать блестящую партию с титулованной особой. Сейчас другие времена, мезальянсы не так порицаемы, особенно если простолюдинка приносит неплохое приданое в родовитую, но обедневшую семью… Поэтому мистер Райан решительно отказывал всем нетитулованным претендентам, не смотря на солидный для девушки возраст -- двадцать четыре года.
С младшим, двадцатилетним Джоном, было куда сложнее. Маленьким ребенком он было очень покладист, а вырос куда более строптивым. Отец считал, что испортило Джона обучение в университете и жизнь в большом городе.
Задумка-то была в том, чтобы сын торговца недвижимостью “был не хуже” всех этих родовитых парней, да и вовсе не отличался от них -- речью, манерами, образованием… Тогда принцесса какая влюбится в его Джона без памяти, родит от него ребенка -- и дело будет сделано, внук мистера Райана будет самых, что ни на есть, благородных кровей!
Ну, как же принцессе не влюбиться в такого парня -- красавец, наукам всем обученный, манерам выдрессированный, дамам приятный... Да на дороге такие ребята не валяются, куда там всяким лордам до его Джона! Только и делай, что ходи по театрам и балам всяким, и охмуряй девиц с монограммами на кружевных платочках.
Но вот только малыш Джон совсем не хотел следовать плану отца. Приятель в университете, сын владельца чайной компании, сбил сына с пути -- малыш Джон захотел работать в той компании, что торговала чаем и прочими колониальными товарами. Написал, что хочет заниматься бизнесом, строить свою отдельную жизнь. И никакие эти благородные леди ему и даром не нужны! Все они занудные, манерные, спесивые, избалованные… Спасибо за совет, папаша, но он сам найдет себе подходящую.
И это благодарность за все, что отец для сыночка сделал!
И это его Джон -- милый, покладистый, добрый парень, которого все любят! Сам себе найдет… Ишь чего…
К счастью, пока еще сын был несовершеннолетний и на него была управа. Мистер Райан ловко притворился, что заболел и нуждается в помощи по управлению хозяйством, вызвал сына в деревню. Подождет тот университет, выучил на свою голову…
Джон приехал, чему весь народ тут был рад -- в отличие от своего папаши, что, до денег дорвавшись, задаваться стал, Джон остался парнем простым, нос особо не задирал. И ученостью своей не кичился, и деньгами не хвастался.
Но папашин обман вскрылся, конечно. Когда мистер Райан слишком настойчиво приглашал сына поехать на охоту к богатейским дом по соседству -- там леди Вивьен в девках засиделась, никто ее не берет… Уж сколько старому отцу пришлось этому лорду хвалебных песен петь, чтобы приглашение прислали… Едь, сыночек, один, а то у родителя недомогание.
Ну, а сыночек понял папашину хитрость, взбеленился весь, проявил непочтительность к родителю, дверью хлопнул и вместо того, чтобы на охоту к лорду отправиться, пешком влес пошел, силки на зайцев проверять и ...как это… с природой соединяться. Тьфу!
Совсем дети позабыли свое место, тьфу еще раз!
***
Никто не знает, что там с Джоном в лесу случилось, только валялся в кровати он с воспалением легких целый месяц.
Сначала сам Джон думал, что ему все привиделось -- может правда какое-то ядовитое растение попало в питье. И вполне научно объяснимо, что привиделась ему прекрасная девушка -- как раз такая, которую он все время хотел. И уже смирился с тем, что медноволосая Кайлте -- плод его воображения, как нашел у себя в одежде деревянный медальон на кожаном шнурке -- руны какие-то старинные, что-то вроде этого. Медальон вещь реальная, медальон можно пощупать, можно сломать. Если медальон реальный, значит и Кайлте -- настоящая женщина. И все у них было по настоящему... Медальон очень подходил этой странной Кайлте, в ее странном платье… Может, она в своем сумасшедшем доме сделала эту вещицу? Ох, как бы найти этот сумасшедший дом…
Джон никому не рассказывал про девушку у ручья. Ну, не поверят же, да он бы сам не поверил в такую странную историю. Лучше помалкивать, чтобы самому за сумасшедшего не сойти.
Миссис Перкинс, жена конюха, что ухаживала за Джоном во время болезни, все время болтала -- ну, просто никакого покоя, все причитала над несчастной судьбой мастера Джона, что вот, чуть он не умер, так заплатил за свое опрометчивое и глупое решение пойти в тот лес именно в тот день. Ну, каждый ребенок в деревне знает, как это неблагоразумно. Все может случиться… Ну, вот слышал ведь мастер Джон, что случилось с двоюродным племянником вдовы Редклифф, когда этот дурак отправился в тот лес прямохонько в Самайн? А с внуком той одноглазой что случилось, мастер Джон знает? А с этим… да вы его знаете... ну, помните, с тем рыжим, что часто буянил в пабе, знает что случилось?
-- А с ним что? -- устало спрашивал несчастный Джон у своей сиделки, голова трещала от ее болтовни. Он бы не спрашивал, но тогда бы она бесконечно перечисляла все причины смертности глупых юношей в округе за последние пятьсот лет.
-- А его разорвали собственные псы! -- торжествующе объявила миссис Перкинс.
Ох! Мятущийся в жару, Джон снова вспомнил миф про Актеона, что подглядывал за красавицей в ручье… Значит, тот рыжий из паба, тоже подглядывал… И двоюродный племянник… Но Джона не разорвали псы, как эту деревенщину… Потому, что Джон -- джентльмен и все делал правильно.
-- Кайлте…-- пробормотал Джон в полусне.
Миссис Перкинс услышала, ухватилась за это и, воображая, что мастер Джон -- маленький ребенок, давай рассказывать ему всякие сказки про нечисть, и нежить, про сидов -- потустороннее воинство бессмертных... И Кайлте, стройного, медноволосого воина…
-- Кайлте -- женщина… -- пробормотал Джон.
Бедный мастер Джон! Так жаром мается, что прямо бредит. Что это такое в голову пришло. Все знают, что Кайлте -- храбрый воин, правая рука Предводителя Дикой Охоты, беспощадный к тем, кто его увидит…
Тут в комнату вошел доктор и отругал сиделку за то, что она беспокоит больного своими страшными сказками.
-- Кайлте -- женщина, -- сообщил доктору Джон.
-- Конечно, -- согласился доктор. Доктор знал, по опыту, что когда у больного жар, нести больной может какой угодно бред и спорить с больным не имеет никакого смысла. Пройдет.
На время болезни папаша притих и про леди Вивьен не напоминал. Но только Джон окреп, только стал на улицу выходить, делами хозяйства заниматься, так и началось…
Сначала Джон упирался, конечно, и слышать про леди Вивьен не хотел, да и смотреть на эту леди тоже. Даром она ему не сдалась!
Но изворотливый папаша, мечтающий с лордом породниться, все-таки заманил сына туда на рождественский обед. Говорил, что ему никак нельзя не пойти, старого лорда не уважить, а папаша-то простой человек, хоть и богатый, вот этим всяким ужимкам благородным не обучен, опозорится еще… Ну, каково будет малышу Джону, если эта благородная братия будет смеяться над его стариком?
На обеде Джона с леди Вивьен посадили. Интересно, сколько папаша их дворецкому заплатил, чтобы так рассадку устроить?
Леди, как леди. Немолода уже, лет тридцать, наверное есть. Наружности непримечательной. Молчалива, на все светские любезности Джона отвечает односложно. Не видно, что ей замуж хочется. Познакомились, конечно. Но ни в сердце, ни в теле ничего не екнуло. Не Джона это женщина, не его.
Папаша недоволен был обедом, говорил, что Джон старался мало. А что Джон ему, девка из борделя, что ли -- стараться охмурить и в постель затащить!
Родитель отступил не время. Джон думал, что оставил эту затею, а папаша нет -- искал посредника, кто бы старому лорду намекнул, что, вон, мол, есть сосед -- может поправить тяжелое материальное положение титулованной семьи, да и леди Вивьен от одиночества избавить… Старый лорд сделал вид, что не понимает, конечно, но начал жаловаться на то, как дорого нынче крышу во всем замке перекрыть -- течет крыша, да смету прикинул, во сколько обойдется починка…
-- Начинает торговаться! -- довольно потирал руки мистер Райан, -- Дело времени, осталось только ждать. Я деловой человек, я знаю, как ведут торговлю.
А Джону почему-то стало очень неприятно, что предмет торговли -- он сам. Сестре, может, все равно. Может, женщинам, оно, привычнее, их этому с детства учат -- хорошего мужа искать. А Джона папаша учил самостоятельным быть, самому за себя отвечать...
-- Выучил на свою голову! -- недовольно бубнил мистер Райан.
Вся эта матримониальная торговля длилась почти год. Видимо, старый лорд надеялся найти богатея получше -- совсем не ровня лорду мистер Райан, но поскольку никто не находился, а леди Вивьен моложе не становилась, то старый лорд намекнул, что сдается.
Вот тогда папаша взялся за сынка вплотную. Давил на чувство долга и угрожал, что лишит содержания. Взывал к памяти покойной матери и умолял пойти навстречу старому отцу. Отец только добра желает. Отец знает, как лучше. Ну, и что с того, что денег полно. Не все решают деньги… Сколько бы не было денег, сколько бы Джон нет учился, все равно они будут смотреть на него сверху вниз, даже если у самих крышу не ни что починить…
-- Ну, и что? -- говорил Джон, -- А мне зачем им отдавать свою жизнь? Почему я должен приносить свою жизнь в жертву ради вашего тщеславия, папаша?
Аргумент “потому, что я так сказал” Джон категорически не принимал.
-- Мне она не нравится. Нисколько, -- утверждал Джон. А тот аргумент категорически не мог принять отец.
-- Чушь какая! Родите ребенка и не смотри на нее больше… В мире полно разных девиц, чтобы отвлечься от семейной рутины! -- папаша посещал церковь по воскресеньям и праздникам, был известным благотворителем и борцом за добродетель.
Если бы не видение прекрасной медноволосой девы у ручья -- уже сам себя убедил, что это просто видение, то Джон сдался бы. Потрепыхался бы, чтобы достоинство сохранить, и пошел бы к лорду свататься.
Но Кайлте… Джон теперь знал, как это -- когда екает в душе и в теле. И не мог согласиться на меньшее. Даже ради папаши, что “всю жизнь на этого неблагодарного положил!”
-- Нет, -- сказал Джон, сжимая в руке деревянный медальон на кожаном шнурке.
Если бы не Кайлте, он бы женился. А теперь не может… Не может доставить удовольствие другой женщине.
Начался некрасивый скандал. Папаша из себя вышел, начал всякими словами ругаться, подзатыльники раздавать и пинки. Ну, и Джон позабыл, что он теперь не деревенский парень, а ученый джентльмен с образованием и манерами.
-- Папаша, я ведь могу и ответить вам, -- дерзко заявил неблагодарный сын и, хлопнув дверью, ушел от греха подальше. В паб ушел, напиваться. Авось увидит кто-то из работников старого лорда и донесет, что мастер Джон -- пьяница.
Пришел в паб, парням местным выставился -- за папашин-то счет, чтоб хоть как-то насолить! -- и затеяли гулянку. А как “в состояние” пришли, так решили, на потеху всем присутствующим, “на слабо” играть.
И, когда стемнело уже, кто-то из пьяниц предложил Джону с компанией “на слабо” отправиться на Вересковую Пустошь. И все замолчали. Потому, что это безумие -- отправляться ночью на Вересковую Пустошь, да еще и накануне Самайна.
Самайн. И ровно год назад Джон Райан повстречал странную девицу возле ручья.